Остров быка - Сергей Танцура

Камес, сам царедворец, прекрасно осознавал значение интриг и таящуюся в них угрозу. Однако он счел нужным заметить:

– У меня сложилось впечатление, что у такого дальновидного и осторожного человека, как ты, врагов быть просто не должно. Неужели я ошибся?

– Невозможно прожить жизнь, не наступив на чью-нибудь мозоль, особенно если ты находишься наверху. К сожалению, есть много людей, которых весьма порадовало бы мое падение, и еще больше таких, кто заботливо подтолкнул бы меня для этого в спину. Теперь, когда меня нет в Фесте, они получили полную свободу действий, и что меня ждет по возвращении, ведают только боги.

– Возможно, ты успеешь вернуться прежде, чем случится непоправимое, – попытался утешить его наварх.

– На это я не поставил бы и лепты, – вздохнул Мидактрис.

– Неужели Ариадна так плоха?

– Главный жрец не покидает ее покоев, днюя и ночуя у ее одра, а в приделе для слуг пятьдесят теоров в голубых гиматиях ожидают того часа, когда душа Ариадны отправится в дальний путь без возврата по ледяным водам Ахерона, чтобы оповестить всех этеокритян о кончине их повелительницы. И я не уверен, что этого еще не произошло.

– Кто же представляет сейчас власть на Кефтиу?

– За порядком следит хилиарх Иапиг, хотя удается ему это с большим трудом. Слишком уж много претендентов на трон Быка съехалось сейчас в Фест, и все они грызутся между собой, как свора голодных псов, почуявших запах крови. Едва ли не каждый второй из гипархов и каждый третий из родовых евпатридов уже успел объявить себя диадохом, похваляясь своим кровным родством с отцом Ариадны миносом Ахелоем, павшим в неравной схватке с войском царя сикулов на Тринакрии, где укрылся нечестивец Дедал. А один – представь себе! – во всеуслышанье заявил, что он – сын самого Минотавра, а значит, прямой внук Ахелоя. Парень, как видно, полный идиот, иначе бы знал, что Ахелой не имел ни малейшего отношения к рождению этого букефала. И словно всего этого не достаточно, на Крит со всех концов, как стая стервятников на падаль, слетелись эпископы: и из Стронгеле, давно пытающегося подмять под себя всю минойскую державу, и из Карии, точащей зубы на наши морские владения, и из Кемета, кстати, тоже.

Сердце Камеса ёкнуло.

– Из Кемета? – переспросил он внезапно охрипшим голосом. – А кто?

– Ты его наверняка знаешь, – небрежно махнул рукой Мидактрис. – Он из хабирру, хотя и занимает пост первого полемарха в войске вашего пер-оа. Его имя…

– Месу, – выдохнул наварх, чувствуя, как губы его сами собой растягиваются в счастливой улыбке. О такой удаче он не смел даже мечтать, после всего с ним случившегося разуверившись в благосклонности к нему богов. Месу, полемарх корпуса Птаха кеметийской армии и первый помощник – джати – самого пер-оа Мернептаха, был как никто другой осведомлен обо всем происходящем в Та-Кемете, и заручиться его поддержкой означало для Камеса отсрочку неминуемого смертного приговора, а при благоприятном стечении обстоятельств и полную его отмену. И то, что этот человек, своим умом и храбростью заслуживший безграничное доверие пер-оа и сумевший из простого раба стать вторым лицом в государстве, оказался в нужное время в нужном месте, было знаком Камесу, что Небо к нему все-таки не равнодушно. И наварх, не переставая улыбаться, низко поклонился наблюдавшему за ним Мидактрису, благодаря за добрые вести. И снова в устремленных на него глазах проксена кеметийцу померещились искорки веселья, словно тот, ведя разговор, заранее знал о его результате и теперь получал искреннее удовольствие от того, что не ошибся в своих расчетах.

– Да благословят тебя боги за щедрое угощение и приятную беседу, – еще раз поклонился Камес, вставая.

– Пустое. Я рад, что смог хоть чем-то быть тебе полезен, несмотря на мои весьма скудные силы и разум, – кивнул в ответ Мидактрис и тоже встал, взмахом руки отвергнув помощь бросившегося к нему раба. Откинув ковер, они вышли на палубу, где их ждали гетериарх гептеры и келевст. Эти двое явно тоже не теряли времени даром: наметанный глаз наварха сразу заметил не слишком тщательно укрытый за мачтой канфар, а в поднятых руках Ипувера его сюринкс, из которого келевст мог извлекать не только пронзительный свист, не дававший гребцам сбиться с ритма в любую бурю, но и нежные, трогающие за душу и сердце мелодии. Отзвуки одной из них, как показалось Камесу, все еще плавали в воздухе, постепенно тая в туманной дали. Однако сейчас, когда на них смотрели их начальники, гетериарх с келевстом мгновенно восстановили разделявшую их дистанцию, меряя друг друга пристальными, полными подозрений взглядами.

– Нам пора, – сказал Ипуверу Камес и, повернувшись к Мидактрису, с чистым сердцем протянул ему раскрытую ладонь. – Удачи тебе, и пусть боги хранят тебя и твой корабль на вашем пути.

– И тебе удачи, наварх, – ответил проксен, без тени сомнений приняв предложенную руку. – Она тебе сейчас просто необходима. Как воздух.

И Камес был с ним в этом полностью согласен.

… – Как все прошло? – нетерпеливо спросил у него Герех, едва ноги наварха коснулись палубы триаконтеры.

– Замечательно, – сказал, почти не покривив душой, Камес, следя за тем, как гептера, подобрав канат, с тяжеловесной грацией отчалила от борта их корабля и устремилась в открытое море, постепенно набирая скорость.

– Ты узнал, что хотел? – не отставал геквет, истомившийся от долгого ожидания, и теперь буквально сгоравший от любопытства. Не выдержав, наварх легко, от души рассмеялся и что было сил хлопнул удивленно моргнувшего нумидийца по плечу.

Конец ознакомительного фрагмента.